Voprosy Filosofii. 2017. Vol. 7. P. ?–?

 

The Primacy of the Principles of Non-Contradiction and the Excluded Middle in Question-Commentaries on Aristotle's Metaphysics in the 13th – First Half of the 14th Centuries

Danila K. Maslov

 

The article is devoted to a brief overview of opinions on the “primacy” of the principles of non-contradiction and the excluded middle of the scholastics who commented on Aristotle’s Metaphysics in the form of quaestiones. It is shown that Peter of Auvergne was the first author who put the question on the primacy of the principle. Peter’s claim that the first principle is the principle of identity (“being is being”) was accepted by several scholastics of the late 13^th century (John of Dinsdale, Radulphus Brito) and by Anthonius Andreae in the 14^th century, but rejected by a number of English masters of the 1290s, and in the 14^th century – by John of Jandun and, most elaborately, by Francis of Marchia. Moreover, in Francis of Marchia we find a critique of the idea that all the other axioms can be deduced from the “first principle”. Recourse to the manuscripts is indispensable for a survey of the discussions on the first principles in commentaries on the "Metaphysics". All the main extant Quaestiones to Metaphysics IV written in the period studied here, quite a few of them still unpublished, have been taken into consideration in this article. The main focus is upon the manuscripts of the Quaestiones by Peter of Auvergne and by the so far little-studied Oxford commentators of the late 13th century.

 

KEY WORDS: the principle of non-contradiction, the principle of the excluded middle, the principle of identity, the principle of double negation, commentaries on Aristotle’s Metaphysics, scholasticism.

 

MASLOV Danila K. – CSc in Philosophy, Associate Professor (Docent), Department of History of World Philosophy, Lomonosov Moscow State University.

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

 

Received at March 4, 2017.

 

Citation: Maslov, Danila K. (2017) “The Primacy of the Principles of Non-Contradiction and the Excluded Middle in Question-Commentaries on Aristotle's Metaphysics in the 13th – First Half of the 14th Centuries”, Voprosy Filosofii, Vol. 7 (2017), pp. ?–?.

 

 

В книге «О принципе противоречия у Аристотеля» Ян Лукасевич пишет: «Удивительно, с каким упрямым постоянством в науке сохраняются некоторые взгляды не только неточно сформулированные и необоснованные, но просто ложные и, как я считаю, единственно потому, что кто-то однажды их высказал – остальные же некритически их повторяют. То же самое происходит со взглядом на отношение принципа противоречия к принципу тождества» [Лукасевич 2012, 92]. Вопреки распространенному заблуждению, «…принцип противоречия отличается от принципа тождества и его не удается вывести из принципа тождества» [Там же, 200]. Спорным, как показывает Лукасевич, является и утверждение Аристотеля, что принцип непротиворечия является основанием всех прочих аксиом («Метафизика» Γ 3, 1005b 32–34), ведь утвердительный ответ на вопрос о том, «является ли принцип противоречия достаточным основанием всех прочих принципов», «…был бы несомненно ошибочен» [Лукасевич 2012, 140–141].

В Средние века «ложные взгляды» Аристотеля не просто воспроизводились. Они были также предметом критической рефлексии в многочисленных комментариях XIII–XIV вв., написанных в форме «Вопросов», quaestiones, к «Метафизике» Аристотеля. Эта рефлексия появляется не сразу. «Вопросы к “Метафизике”», написанные в 1230–1270-х гг., изобилуют примерами некритического восприятия соотношения принципов непротиворечия, тождества, двойного отрицания и других принципов; можно привести довольно длинный список имен авторов, кратко упоминавших о выводимости принципа непротиворечия из принципа тождества или же мимоходом утверждавших, что «первый принцип» является началом для всех последующих начал. Таковы первый комментатор «Метафизики» в форме «Вопросов», Рикард Руф из Корнуолла (1230-е гг.), Роджер Бэкон (1240-е гг.), Галфрид из Аспала и Лондонский аноним (1250–60-е гг.), Рикард из Клива и Эгидий Римский (1270-е гг.), а также Генрих Гентский (?)[1]. То же некритическое отношение к высказываниям Аристотеля можно обнаружить и в комментариях к «Метафизике» Адама из Бакфилда, Альберта Великого и Фомы Аквинского, написанных в форме expositio, однако с начала 1270-х гг. появляются тексты, в которых в явном виде обсуждаются вопросы о «первенстве» принципа непротиворечия. Здесь я не ставлю перед собой задачи защитить схоластические дискуссии перед лицом критики Аристотеля со стороны Лукасевича, но лишь в самом кратком и предварительном виде восстановить историческую канву дебатов о «первенстве» первых принципов. Впервые «первенство» принципа непротиворечия обсуждается Рикардом Руфом из Корнуолла, который сопоставляет принцип непротиворечия и Первопричину (5, Q. 1, см.: [Richardus Rufus Cornubiensis 2013]. Вопросы же о соотношении принципа непротиворечия и других аксиом в явном виде были впервые сформулированы в начале 1270-х гг. анонимным последователем Боэция Дакийского [Anonym 2009, 288–289] и Сигером Брабантским [Siger de Brabant 1983, 152–153; Siger de Brabant 1981, 189–190] в «Вопросах» к кн. IV «Метафизики». В рассмотрении вопроса Сигер исходит из комментария к «Метафизике» Фомы Аквинского, выстраивая параллель между порядком терминов и порядком предложений: как «сущее» есть самый первый термин, так и принцип непротиворечия, состоящий из этого термина и смешиваемый Сигером с принципом двойного отрицания («сущее не есть не-сущее»), является первым по отношению к остальным аксиомам. Вслед за Фомой Аквинским (lib. 4, l. 6, n. 10) Сигер упоминает здесь два «действия интеллекта» – «постигающее» (apprehensiva) и «складывающее» (compositiva) [Siger de Brabant 1981, 190; Thomas de Aquino 2000].

Петр Овернский в «Вопросах к “Метафизике”»[2], предположительно написанных в конце 1270-х или самом начале 1280-х гг. [Ebbesen 2014, 280], ставит вопрос несколько иначе, чем Сигер и анонимный последователь Боэция Дакийского. На сей раз вопрос касается не отношения первого принципа к остальным аксиомам, но его отношения к знанию в целом: «Необходимо ли познающему что-либо познавать первый принцип?» Пусть и далеко не буквально, но Петр в этом вопросе следует за Сигером. Так же, как и Сигер, Петр выдвигает довод на основании различения двух актов интеллекта, сопровождая его ссылкой на аристотелевский трактат «О душе» (III, 6, 430a 26–27):

 

Надлежит знать, что из умопостигаемого нами одно сложное, а другое несложное. Несложное есть чтойность, а сложное складывается из чтойностей, и в соответствии с этим есть два действия интеллекта, как явствует из третьей книги «О душе»: одно есть постижение простого, а другое – складывание постигнутого простого в сочетания. И, как видно, одно из этих действий соподчинено другому. И подобно тому как в роде несложного умопостигаемого сущее есть первое умопостигаемое нами, так в роде сложного мыслимого то, что в наибольшей степени и прежде всего постигается нами, есть принцип, который образуется в терминах сущего, и он есть принцип и мера всего сложного, постигаемого нашим умом[3].

 

Петр Овернский отвечает на вопрос несколько неожиданно. В кембриджской рукописи мы читаем: «На вопрос… необходимо ли постигающему что-либо постигать первый принцип, каковой есть смысл сущего (ratio entis), отвечаю, что представляется, что да»[4]. При этом на полях другой рукой вписан несколько иной по форме ответ на вопрос: «Следует ответить “нет”, но познающему что-либо необходимо познавать первое несложное»[5]. Ватиканская рукопись позволяет восстановить авторское решение вопроса (determinatio quaestionis): «Когда спрашивается, необходимо ли познающему что-либо познавать первый принцип, следует ответить, что нет, но что познающему что-либо необходимо познавать первое несложное, каковое есть смысл сущего»[6].

Смысл ответа Петр разъясняет ниже. Подобно Сигеру, исходившему из параллелизма порядков терминов и порядка «сложных», то есть пропозиций, Петр уподобляет один порядок другому и утверждает, что познающему что-либо надлежит знать «первое несложное», то есть «смысл сущего», и что лишь познающему «какое-либо сложное», то есть всякую пропозицию, включая все «другие» принципы, необходимо знать «первое сложное умопостигаемое», то есть первый принцип, имеющий пропозициональную форму[7]. Но в чем смысл отрицательного ответа на вопрос? Под конец quaestio Петр говорит, что безусловно первым принципом является не принцип «О всяком быть либо не быть», но какой-то другой, и обещает прояснить это далее[8]. И действительно, сразу вслед за вопросом IV.11 Петр ставит вопрос, является ли «о чем-либо быть либо не быть первым принципом?»[9]. Благодаря Петру Овернскому этот вопрос войдет в стандартный набор «вопросов» к кн. IV «Метафизики» в XIV–XV вв. По-видимому, из всех парижских «вопросов» к «Метафизике», написанных в XIII в., «Вопросы» Петра Овернского были самыми влиятельными, что связано не в последнюю очередь с тем, что Петр, занимавший пост канцлера Парижского университета, распространял некоторые свои комментарии к Аристотелю, включая комментарий к «Метафизике», через систему pecia (что в поздней античности означало «лоскуты»), при которой текст сочинения выдавался писцам специально на то уполномоченным лицом (будь то библиотекарь или кто-то еще); cм.: [Flüeler 2014, 406–407; Teeuwen 2003, 187–189]. При этом рукопись разбиралась на отдельные fasciculi, то есть сфальцованные листы, что способствовало как большей скорости копирования текста, так и сохранению его в авторизованной редакции. По влиянию на комментаторов последующих столетий «Вопросы» Петра Овернского затмили, как представляется, комментарий Сигера Брабантского, дошедший в меньшем числе списков, что может быть связано в том числе и с осуждением 1277 г. Мнение Петра Овернского относительно того, какой принцип является первым, было известно так же хорошо, как и сама постановка вопроса о «первенстве» принципа, вплоть до последней четверти XV в., когда его приводит, к примеру, краковский схоластик Ян из Глогова в «Вопросах к “Метафизике” Аристотеля», в которых Петр Овернский даже упоминается по имени [Jan z Głogowa 1984, 179].

Согласно Петру Овернскому, первый «сложный» принцип – не принцип непротиворечия и не принцип исключенного третьего, но то, что мы называем «принципом тождества»: «сущее есть сущее». Основной довод Петра прост: принципы непротиворечия и исключенного третьего, имеющие соответственно «соединенный» и «дизъюнктный» предикаты, являются «делимыми» на части, которые «виртуально» в них содержатся, тогда как «начало и мера» всего в роде умопостигаемого является чем-то «минимальным» и неделимым. Говоря о первом «неделимом» в роде «сложных умопостигаемых», Петр ссылается на аристотелевский трактат «О небе» (De caelo et mundo в средневековом латинском переводе), в котором, в изложении Петра, говорится о том, что «принципы, регулирующие и измеряющие другие принципы, минимальны по количеству и максимальны по силе и мощи»[10]. Таким образом, принципы непротиворечия и исключенного третьего не могут быть первыми в абсолютном смысле, simpliciter, и потому «умопостигаемое в первую очередь», делает вывод Петр, очевидно имея в виду тождество субъекта и предиката, «соделано в одних и тех же терминах»[11]. Таким образом, первый принцип должен быть «простейшим высказыванием» (simplicissima enuntiatio), а первое есть такое, в котором «одно утверждается в отношении одного»[12]. В этом простейшем высказывании берется первый термин – «сущее». Первый принцип – «сущее есть сущее», за ним следует принцип двойного отрицания – «сущее не есть не-сущее», а объединяя их мы получаем принципы непротиворечия и исключенного третьего[13].

В конце XIII в. мнение Петра Овернского в парижской философии воспроизводит Радульф Бритон, чьи «Вопросы к “Метафизике”» были, как показал Стен Эббесен, написаны под сильным влиянием «Вопросов» Петра и предположительно являются ранним сочинением Радульфа, относящимся к началу 1290-х гг. [Ebbesen 2014, 280]; см. также: [Ebbesen 2001]. В самом деле, вопросы IV.7 и IV.8 Радульфа во многом текстуально повторяют quaestiones Петра и оригинальны лишь в некоторых несущественных деталях. Так, например, Радульф обосновывает тезис о том, что «минимальное» является мерой для всего последующего за ним, используя пример с чаркой и другими мерами вина. Если мы отнимем или, наоборот, прибавим немного к наименьшей мере вина, то это будет для нас заметнее, чем в случае с большими мерами[14].

В оксфордской философии 1280–1290-х гг. на мнение Петра Овернского так или иначе ориентируются все авторы «Вопросов к “Метафизике”», которые рассматривают вопрос о том, какой из принципов является «первым»: Иоанн из Динсдейла (ок. 1283 г.)[15], Гвилельм из Бонкис (ок. 1292 г.)[16], Питерхаузский аноним (Anonymus Domus Petri) и Ориельский аноним (Anonymus Orielensis) (по всей вероятности, 1290-е гг.)[17], однако из этих авторов последователем Петра является только Иоанн из Динсдейла, тогда как остальные магистры возражают Иоанну.

Текст вопросов Иоанна из Динсдейла «Является ли первый принцип доказательства известнейшим?» и «Является ли первым принципом “одному и тому же не случается быть и не быть”?» в значительной степени зависит от текста Петра Овернского. Иоанн соглашается с мнением Петра в том, что принципы непротиворечия и исключенного третьего не являются первым принципом[18] и делает отсылки, в основном, к тем же auctoritates, что и Петр, в том числе, к кн. X «Метафизики» и трактату «О небе»[19], но, заканчивая свое решение вопроса о первенстве принципа, он отчасти корректирует воспроизводимую им точку зрения. Согласно Иоанну, «оба принципа», а именно «сущее есть сущее» (который упоминается здесь вместе с принципом двойного отрицания) и принцип исключенного третьего, который упоминается вместе с принципом непротиворечия, являются принципами подобно тому, как Аристотель говорит о перводвигателе в кн. XII «Метафизики»: перводвигатель есть, с одной стороны, тот, от кого по природе начинается движение, а с другой стороны, тот, от кого начинается «наилучшее» движение. Иоанн использует эту аналогию, говоря о «движении к познанию неизвестного». Именно в этом, втором значении, принципы непротиворечия и исключенного третьего являются наиболее действенными – в том смысле, что они делают известным неизвестное и ведут к знанию частного заключения, тогда как «другие» принципы, под которыми подразумеваются, очевидно, принципы тождества и двойного отрицания, являются первыми принципами simpliciter, то есть «просто» или в абсолютном смысле[20].

После Иоанна из Динсдейла вопрос о том, какой из принципов является первым, рассматривался в рамках вопроса «Является ли первый принцип известнейшим?». Тексты этого вопроса у Гвилельма из Бонкис, Ориельского и Питерхаузского анонимов имеют много сходств. В настоящее время было бы поспешностью выдвигать какие-либо гипотезы относительно последовательности написания этих «Вопросов к “Метафизике”». И все же, Сильвия Донати полагает, что анонимные сочинения были написаны в самом конце XIII в. под влиянием комментария Гвилельма [Donati 2014, 145], и это предположение выглядит убедительным по крайней мере при сопоставлении комментариев Гвилельма и Ориельского анонима, который, по сравнению с Гвилельмом, сокращает число «вопросов», но, как правило, рассматривает их более развернуто, отчасти воспроизводя, а отчасти развивая аргументацию Гвилельма. Сходство между этими комментариями не ограничивается постановкой «вопросов», ответами на них, а также общим ходом рассуждения, но распространяется и на приводимые авторами примеры, а также на другие детали аргументации. В то же время Ориельский аноним до некоторой степени самостоятелен и далеко не во всем копирует Гвилельма. Издание этих сочинений позволило бы, возможно, делать предположения о том, не могли ли Гвилельм и Ориельский аноним быть одним и тем же лицом. В самом деле, речь может здесь идти не только о разном авторстве, но и о reportationes лекций одного магистра, прочитанных в разные годы, ведь Гвилельм находился в Оксфорде не только в 1292 г., но также и в 1300 г. [Emden 1957–1959, 219–220], а значит, теоретически мог неоднократно читать лекции по «Метафизике» Аристотеля. Во всяком случае, в исследуемом вопросе эти два автора, а также Питерхаузский аноним, придерживаются одной точки зрения. Поскольку здесь я не преследую цели детально сопоставить все три текста, то ограничусь цитированием одного Ориельского анонима.

В вопросе о том, «является ли первый принцип известнейшим», исходно подразумевается принцип непротиворечия (а также исключенного третьего). Ориельский аноним суммирует по большей части уже ставшие стандартными к его времени возражения против тезиса о том, что принцип непротиворечия является notissimum в нескольких аргументах, выдвигаемых от лица оппонента. Во-первых, в отношении принципа «Невозможно одному и тому же разом быть и не быть» возможно заблуждение[21]. Кроме того, не является известнейшим то, противное чему может быть помыслено, но многие древние полагали противное этому принципу[22]. Принципы познаются через познание терминов, а потому термины какого принципа известны лучше, тот принцип и сам известен лучше, чем прочие. Но термины принципа «Сущее есть сущее» известны лучше, чем термины принципа «Невозможно одному и тому же разом быть и не быть», ибо смысл сущего (ratio entis) есть первое, что приходит на ум, согласно Авиценне[23]. Далее, в своей истине лучше известно то, противное чему известнее в своей лжи, но противное пропозиции, в которой одно и то же предицируется о себе, известнее в своей лжи, чем противное принципу непротиворечия[24]. Из ложности отрицания одного и того же в отношении себя как из лучше известного выводится ложность пропозиции, в которой члены противоречия предицируются об одном и том же[25]. Наконец, автор приводит два довода «от авторитета»: согласно Боэцию, «никакое предложение не истиннее того, в котором одно и то же <предицируется о себе>»[26], а согласно Аристотелю, утвердительное высказывание известно лучше, чем отрицательное, ибо всякая отрицательная пропозиция может быть сведена к утвердительной; но «Невозможно одному и тому же разом быть и не быть» есть отрицательная пропозиция[27].

В единственном доводе в пользу противоположной точки зрения (ad oppositum) Ориельский аноним кратко ссылается на Аристотеля: Философ полагает обратное[28]. В своем решении вопроса автор использует еще одно общее место аргументации – перечисление «условий», которым должен соответствовать первый принцип. Это перечисление восходит к Аристотелю и часто фигурирует в комментариях к кн. IV «Метафизики», однако наиболее заметное место оно занимает у Петра Овернского в уже упомянутом quaestio IV.12, с которого началась история обсуждения «первенства» принципов тождества либо непротиворечия и в котором «условия» перечисляются в первом доводе оппонента: (1) в отношении первого принципа невозможно заблуждаться, (2) ему невозможно противоречить умом, но только лишь устами, (3) для его принятия не нужно предполагать что-либо еще вне него самого, (4) он естественным образом приходит к тому, кто им обладает[29]. После Петра Овернского описание conditiones обрастало новыми деталями, и мы наблюдаем это, в частности, и у Ориельского анонима, у которого «условия» композиционно занимают другое место, чем у сторонников мнения Петра – они приводятся не мысленным оппонентом, но автором. С точки зрения Петра Овернского и его последователей принцип тождества соответствует этим условиям в первую очередь, и лишь затем принципу непротиворечия[30]. В отличие от предшественников, Ориельский аноним, приведя условия, которым должен соответствовать первый принцип и указав на два действия интеллекта, соответствующие терминам и пропозициям, прочерчивает прямой путь от термина «сущее» через его отрицание – «не-сущее», – к принципу непротиворечия, минуя принципы тождества и двойного отрицания[31]. Само по себе такое решение вопроса (determinatio sive solutio quaestionis) едва ли могло рассматриваться как сильное, учитывая применимость условий к принципу тождества, и автор делает основной упор на опровержение доводов оппонента. Я не буду развернуто воспроизводить все ответы (responsiones) Ориельского анонима, а выделю лишь несколько мест, в которых тождественные высказывания соотносятся с принципом непротиворечия.

Автор считает, что термины принципов «сущее есть сущее» и «невозможно одному и тому же разом быть и не быть» одни и те же[32], и так снимается то возражение, что термины принципа тождества, а значит, и сам принцип, известны лучше.

Опровержение довода, что истинность принципа «сущее есть сущее» известна лучше, потому что противное ему известнее по своей лжи, направлено против меньшей посылки и ее доказательства на примере силлогизма из противолежащих посылок[33]. В силлогизме из противолежащих посылок (ex oppositis) посылки никогда не имеют форму членов противоречия, но одна берется как общеутвердительная, а другая – как частноотрицательная, в результате чего делается заключение об отрицании одного и того же в отношении себя и тем самым раскрывается ложность исходной гипотезы. В таком силлогизме, утверждает автор, члены противоречия не полагаются как члены противоречия, ибо в случае отрицания одного и того же в отношении себя актуально полагается только один из противолежащих членов (oppositum), тогда как другой полагается «скорее потенциально». Предикация членов противоречия разом об одном и том же с большей очевидностью (notius) ложна, поскольку в ней многие противолежащие полагаются в одном и том же актуально, и актуально противоречащие друг другу члены противоречия в меньшей степени совместимы друг с другом, чем акт одного с потенцией другого[34]. И несмотря на то что невозможность (impossibilitas) пропозиции «Человек есть белый и не есть белый» содержится в пропозиции «Человек не есть человек» или «Человек есть человек и не есть человек», это не вся «несовозможность» или несовместимость (incompossibilitas) и потому «первое мнение», в котором об одном и том же утверждаются члены противоречия (под ними в соответствии со «способом мнения» можно понимать актуально и одновременно присущие чему-либо противоположности), является невозможным в большей степени[35].

Наконец, у Ориельского анонима мы встречаем рассуждение о несводимости принципа непротиворечия к принципу тождества, основанное на различении между двумя видами отрицательных высказываний. Одни отрицательные пропозиции, такие как «Благо не есть зло», негативны по истине и по способу высказывания, тогда как другие, такие как «Не невозможно человеку быть белым», негативны только по способу высказывания, но «виртуально» они суть утвердительные высказывания. И если первые сводимы к утвердительным пропозициям как к лучше известным, то вторые нет, ибо они уже и так являются, пусть и виртуально, утвердительными. Именно к таким пропозициям относится отрицательное высказывание «Невозможно одному и тому же быть человеком и не быть человеком», и оно не сводится к пропозиции «Человек есть человек» или «Человек не есть нечеловек»[36].

Ничего не известно о том, получила ли какое-либо продолжение в Англии начала XIV в. критическая реакция Гвилельма из Бонкис и английских анонимов на мнение Иоанна из Динсдейла и Петра Овернского. Дунс Скот, перебравшийся к тому времени в Париж, а затем в Кельн, обходит стороной вопрос о первенстве принципов непротиворечия и исключенного третьего, и только более поздняя интерполяция неизвестного редактора или переписчика в его «Вопросах к “Метафизике”» воспроизводит аргументацию Петра [Duns Scotus 1997, 375][37]. Все комментарии английских анонимов, которые Сильвия Донати датирует концом XIII в., сохранились лишь в одном списке, написаны английской рукой и, за единственным исключением, хранятся в библиотеках Кембриджа и Оксфорда, а об английских комментариях XIV в. мы практически ничего не знаем; судя по перечню комментариев к Аристотелю, составленному Чарльзом Лором, этих комментариев сохранилось очень мало. В связи с этим едва ли возможно предполагать сколько-нибудь существенное влияние оксфордских (или, что еще менее вероятно, кембриджских) комментариев конца XIII в. к «Метафизике» Аристотеля на континентальную философию XIV в. И все же, как мы увидим, один из аргументов английских авторов можно встретить в XIV в. у Франциска из Марке в сильно измененном, и все же узнаваемом виде.

Следующим автором, чей комментарий к «Метафизике», написанный в форме «вопросов», должен быть здесь упомянут, был Августин Триумф из Анконы[38]. Его комментарий мог быть написан в промежутке между изучением им «искусств» и поступлением на парижский факультет теологии в 1297 г., однако с той же вероятностью его «Вопросы» могут быть датированы первым или вторым десятилетием XIV в. Вопрос Августина из Анконы, имеющий отношение к нашей теме, переформулирует вопрос Петра Овернского, необходимо ли познающему что-либо знать первый принцип: «Случается ли какому-либо интеллекту постигать <что-либо> без постижения первых принципов?»[39]. Сходство в заголовке quaestio и в ответе на вопрос (отрицательном в случае Августина из Анконы, что соответствует положительному ответу у Петра Овернского) не означает, однако, что Августин придерживается мнения Петра о первенстве принципа «Сущее есть сущее». Общий ход рассуждения у Августина близок тому, какой мы наблюдали в соответствующем «вопросе» Петра Овернского. В тексте присутствует и уже знакомая нам ссылка на трактат «О душе», но Августин, в отличие от Петра, сразу переходит от термина «сущее» к принципу непротиворечия, минуя принцип тождества, и не задается вопросом о том, какой из этих принципов является первым.

Критический ответ на мнение Петра Овернского содержится в комментариях, написанных во втором или третьем десятилетиях XIV в. Иоанном Жанденским и, в особенности, Франциском из Марке; см.: [Lambertini 2014, 390; Schabel 2015; Duba 2014, 440–463]. У этих авторов «вопросы» о первенстве принципа непротиворечия заметно длиннее, чем у их предшественников в XIII в., и общие места аргументации в пользу и против первенства принципа обрастают здесь многочисленными новыми доводами.

В «вопросе» Иоанна Жанденского «Является ли сложным первым принципом “Невозможно одному и тому же одновременно быть и не быть в одном и том же отношении и по отношению к одному и тому же и в абсолютном смысле”?» соотношение принципов непротиворечия и тождества не находится в фокусе внимания и непосредственно затрагивается лишь в одном доводе оппонента и в двух ответах на его доводы. Один из доводов против первенства принципа непротиворечия заключался в том, что первый принцип должен состоять из «наипростейших терминов». Иоанн отвечает (к сожалению, не поясняя свою мысль) что принцип непротиворечия состоит именно из таких терминов, ибо он является первым по отношению ко всем предложениям (complexa), входящим в доказательство, и к нему сводимы все заключения, тогда как к принципу «Cущее есть сущее» их не свести[40]. Примерно то же самое сказано и в ответе на довод о том, что «самой истинной» является пропозиция, в которой одно и то же предицируется о себе: другие пропозиции ею не подтверждаются и к ней не сводимы[41].

Франциск из Марке рассматривает вопрос о соотношении принципов непротиворечия и тождества более пристально, чем Иоанн Жанденский и оксфордские авторы[42]. Франциск приводит множество отчасти уже знакомых нам доводов против того, что принцип непротиворечия является лучше всего известной пропозицией [Franciscus de Marchia 2012, 402–404]. Пропозиция, в которой одно и то же предицируется о себе, известнее любой другой, так же как и пропозиция, в которой одно и то же отрицается в отношении себя, известнее по своей лжи, чем всякая другая. Кроме того, пропозиция, в которой предикат входит в первое понятие субъекта, известнее той, в которой он в него не входит. Но в принципе непротиворечия предикат не входит в первое понятие субъекта, ибо в противном случае противоположности (opposita), а именно «быть» и «не быть», входили бы в первое понятие одного и того же. Гипотетическая пропозиция сводима к категорической, которая известна лучше. А поскольку принцип непротиворечия – гипотетическая пропозиция, то такие принципы, как «Всякое целое больше своей части», известны лучше нее. Утвердительная пропозиция известнее отрицательной, а кроме того, первый принцип должен быть простейшей пропозицией, а только утвердительные и только отрицательные пропозиции проще. Наконец, принцип, основанный на «прямом акте» интеллекта «вернее» (certius) того, который основан на рефлексивном акте. В качестве примера пропозиции, основанной на прямом акте, Франциск приводит пропозицию «Белизна есть цвет».

Известность пропозиции, поясняет далее Франциск, бывает двоякой: пропозиция может быть известнее «материально» или «формально». Она известнее материально, то есть на основании терминов, когда ее термины известны лучше. Так, пропозиция «Белизна есть цвет» известнее пропозиций «Чернота есть цвет» и «Чернота есть чернота». Пропозиция известней формально на основании отношения (habitudo) или «сочетания» (complexio) субъекта и предиката, когда это отношение известно лучше. С этой точки зрения пропозиция «Чернота есть чернота» известней, чем пропозиция «Белизна есть цвет». Если пользоваться этим различением, то можно найти высказывание, которое будет проще принципа непротиворечия: высказывание «Нечто есть нечто» является «более известным», notior, чем этот принцип, и по терминам, и в силу отношения между ними.

Но несмотря на все эти и некоторые другие доводы (sed hiis non obstantibus), согласно Франциску, «…можно сказать вместе с Философом, что “ни одно высказывание не известно лучше, чем этот принцип, или в равной степени”» [Franciscus de Marchia 2012, 406]. В самом деле, предикация противолежащих (opposita) друг о друге известна лучше, чем полагание одного из противолежащих членов [Ibid.]. Кроме того, то предложение лучше известно в своей истинности, противоположное которому известнее по своей ложности. Но ни в одном другом предложении, за исключением противного принципу непротиворечия, не утверждается одновременная актуальная присущность членов противоречия чему-либо, а это значит, что в этом предложении утверждаются «максимально невозможные», и ложность такого утверждения «известна лучше» [Ibid., 407]. Далее, несовместимость соотнесенности (repugnantia habitudinis) между терминами превосходит несовместимость между терминами (repugnantia terminorum), но в том, что противно принципу непротиворечия, – «Одно и то же разом есть и не есть» – полагается несовместимость соотнесенности, тогда как в том, что противно принципу тождества, – «Человек не есть человек» – полагается несовместимость терминов, поэтому первое предложение известнее второго в своей ложности [Ibid.].

Франциск развивает эту мысль в последующих доводах, поясняя, в частности, что предложение, в котором одно и то же предицируется о себе, является «известнейшим» в порядке пропозиций, в которых присутствует лишь один из противолежащих членов, а не оба, как в принципе непротиворечия [Ibid., 408–409].

В приведенном рассуждении обосновывается эпистемологическое первенство принципа непротиворечия как «известнейшего» по сравнению с принципом тождества. Но как понимать это первенство по отношению к другим принципам?

Для того чтобы некоторый принцип был абсолютно (simpliciter) первым, требуется, во-первых, чтобы он не разрешался в какой-либо предшествующий принцип и, во-вторых, чтобы всякий другой принцип можно было бы в него разрешить (resolvere) [Ibid., 410]. Казалось бы, и здесь Франциск воспроизводит тезис Сигера и Петра Овернского. Как относятся термины к терминам, так и принципы к принципам, а все термины разрешаются в «сущее» и «не-сущее», которые являются терминами первого принципа, и потому оппоненты Франциска «говорят», что подобно тому как сущее постигается в результате познания какого-либо, того или иного, сущего, так и принцип непротиворечия постигается в результате постижения какого-либо «специального» принципа [Ibid., 411]. Франциск дает отрицательный ответ на вопрос о возможности «разрешить» другие принципы – такие как «Равные одному и тому же равны друг другу» – в принцип непротиворечия. Такие принципы известны из своих терминов, а то, что самоочевидно (per se notum) из терминов, не разрешается во что-либо другое [Ibid., 412–413]. Кроме того, ничто простое не разрешается в составное, но многие принципы проще принципа непротиворечия. Наконец, если принципы частных наук разрешались бы в принцип непротиворечия, их можно было бы доказать посредством этого принципа и тогда все науки были бы подчинены метафизике.

Поэтому, заключает Франциск, «этот принцип» известнее всех остальных по своей истине, но никакой другой принцип в него не разрешается [Ibid., 414]. Все частные науки используют этот принцип, но не в том смысле, что из него ведется априорное или апостериорное доказательство, как «воображают» мысленные оппоненты Франциска, но только в том смысле, что принципы этих наук эленктически защищаются или подтверждаются [Ibid., 415]. Здесь Франциск явным образом предлагает свое истолкование слов Аристотеля «Все доказывающие сводят свое мнение» к этому последнему принципу [Ibid., 414]. К сожалению, Франциск не приводит примеров «эленктической защиты» таких высказываний, как «Всякое целое больше своей части». Эленктическое доказательство, будь оно возможно, следуя рассуждению самого Франциска, было бы несовместимо с утверждением о самоочевидности принципов на основании их терминов, и тезис о возможности эленктической защиты принципов так же уязвим для критики, как и тезис о возможности эленктического доказательства принципа непротиворечия, которое отличалось бы от собственно доказательства; см.: [Лукасевич 2012, 104].

Последний автор, которого я кратко здесь коснусь, – Антоний из Андреи, чьи «Вопросы к “Метафизике”», написанные до 1333 г. [Duba 2014, 416], в XV в. по степени влияния, по-видимому, затмили все предшествующие комментарии, написанные в этой форме в университетах Оксфорда, Кембриджа и Парижа, если судить по числу списков этих «Вопросов» в библиотеках Оксфорда и Кембриджа [Thomson 2011–2013] и по краткой и предварительной характеристике парижских комментариев XV в., которую дает Баккер [Bakker 2014].

У Антония решение вопроса о первенстве принципа эклектично. С одной стороны, он дает положительный ответ на «вопрос» IV.4, «Является ли принцип “Невозможно одному и тому же разом быть и не быть” самым прочным и самым известным?» (f. 19r) [Antonius Andreae 1523]. Этому первому принципу подходят «условия», о которых речь шла у предшествующих авторов. Более того, вслед за Дунсом Скотом [Duns Scotus 1997, 366, 373–374] Антоний полагает, что противное принципу непротиворечия известнее, чем противное принципу тождества, ведь «“Невозможно чему-либо разом быть и не быть” известнее, чем отрицание одного и того же в отношении себя, которое выводится в силлогизме из противолежащих посылок» (f. 19rB). В то же время, решая «вопрос» IV.5 о том, является ли принцип непротиворечия в абсолютном смысле или «просто» (simpliciter) первым, Антоний утверждает, что в абсолютном смысле первый принцип – «Сущее есть сущее», тогда как принцип непротиворечия является «первым» лишь по отношению к остальным принципам, таким как принцип исключенного третьего или принцип «Всякое целое больше своей части». Эти принципы не постигаются, если не познан принцип непротиворечия, понимание которого, в свою очередь, зависит от понятия сущего, из которого он «складывается», componitur (f. 19vA).

 

Рукописи – Manuscripts

Adam Bocfeldius, Commentarium in Aristotelis Metaphysicam, MS Oxford, Balliol College, 241, fols. 2rA – 79vB.

Aegidius Romanus, Quaestiones Metaphysicales, MS Oxford, Bodleian Library, Digby 150, fols. 149–196.

Anonymus Domus Petri, Quaestiones super Metaphysicam I–IV, MS Cambridge, Peterhouse, 192, fols. 165rB – 188vB.

Anonymus Londiniensis, Quaestiones super Metaphysicam III–VII, MS London, Wellcome Library, 333, fols. 111rA – 121vA, 124rB – 150rB.

Anonymus Orielensis, Quaestiones super Metaphysicam I–VII, MS Oxford, Oriel College, 33, fols. 199rA – 261rA.

Augustinus Triumphus de Ancona, Quaestiones super Metaphysicam I–XII, MS Innsbruck, Universitätsbibliothek, 192, fols 3rA – 172rB.

Galfridus de Aspal, Quaestiones super Metaphysicam II, I, III–X, MS Cambridge, Gonville and Caius College, 509, fols. 52rA – 123rB.

Guillelmus de Bonkys, Quaestiones super Metaphysicam III–V, VII–X, XII, MS Cambridge, Gonville and Caius College, 344(540), fols. 28rA – 91vB.

Henricus de Gandavo (?), Quaestiones super Metaphysicam, MS Madrid, Real Biblioteca Monasterio de El Escorial, h. II. 1, fols. 1–73.

Ioannes de Dinsdale, Quaestiones super Metaphysicam I–X, XII, MS Durham, Cathedral Library, C.IV.20, fols. 1rA – 196vA.

Ioannes de Ianduno, Quaestiones in XII libros Metaphysicae, MS Padova, Biblioteca Antoniana, 366, Scaff XVI.

Petrus de Alvernia, Quaestiones super Metaphysicam I–IX, XII, MSS Cambridge, Peterhouse, 152, fols. 117rA – 127rA, 129rA – 224vB; Cittа del Vaticano, BAV, Ottoboniensi latini, 1145, fols. 1rA – 50vB; libri I–IX.: MS Oxford, Merton College, 292, fols. 232rA – 315vB; traditio secunda: MS Paris, Bibliothèque Mazarine, 3481, fols. 133rA – 216rA.

Radulphus Brito, Quaestiones super Metaphysicam, MS Firenze, Biblioteca Nazionale Centrale, Conventi soppressi, E. I. 252, fols. 265–310.

Richardus de Clivo, Quaestiones super Metaphysicam I–V, VII–VIII. MS Cambridge, Peterhouse, 152, fols. 322rA – 351rB.

 

Primary Sources in Russian

Лукасевич 2012 – Лукасевич Я. О принципе противоречия у Аристотеля. Критическое исследование. Пер. с польского Б.Т. Домбровского. М.; СПб.: ЦГИ, 2012 (Łukasiewicz, Jan (1910) O zasadzie sprzeczności u Arystotelesa: studium krytyczne, Akademia Umiejętności, Kraków, Russian Translation 2012).

 

Primary Sources

Albertus Magnus (1960) Alberti Magni OFP Metaphysica, libros quinque priores, ed. B. Geyer, Aschendorff.

Anonym (2009) Boethio Daci Quaestiones super Librum de Anima I–II, Ed. R. Wielockx, Anonymi Boethio Daco usi Quaestiones metaphysicae, Ed. G. Fioravanti, Det Danske Sprog- og Litteraturselskab, København, pp. 149–358 (Corpus Philosophorum Danicorum Medii Aevi, 14).

Antonius Andreae (1523) Questiones Antonii Andree super XII libros Metaphysice nouissime diligenti examine recognite… , Venetiis.

Duns Scotus (1997) “B. Ioanni Duns Scoti Quaestiones super libros Metaphysicorum Aristotelis, libri I–IV”, Ed. R. Andrews, G. Etzkorn, et al., B. Ioanni Duns Scoti Opera philosophica, Vol. III, The Franciscan Institute Publications, St. Bonaventure, New York.

Duns Scotus (2004) “B. Ioanni Duns Scoti Quaestiones in libros Perihermeneias Aristotelis”, Ed. R. Andrews, G. Etzkorn, et al., B. Ioanni Duns Scoti Opera philosophica, Vol. II, The Franciscan Institute Publications, St. Bonaventure, NewYork, The Catholic University of America, Washington, DC.

Franciscus de Marchia (2012) Quaestiones super Metaphysicam, Ed. N. Mariani OFM, Grottaferrata, Roma.

Jan z Głogowa (1984) Kommentarz do Metafizyki, Wydał Ryszard Tatarzyński, Akademia teologii katolickiej, Warszawa (Opera philosophorum medii aevi. Textus et studia, Tom 7, fasc. 1).

Richardus Rufus Cornubiensis (2013) Scriptum in Aristotelis Metaphysicam, Redactio brevior, ed. Rega Wood, Neil Lewis, and Jennifer Ottman, 2013 / URL: rrp.stanford.edu/Smet04rb.shtml.

Roger Bacon (1932) “Questiones altere supra libros prime philosophie Aristotelis (Metaphysica I–IV)”, ed. Robert Steele with Ferdinand Delorme, Opera hactenus inedita Rogeri Baconi, 11, Oxford.

Siger de Brabant (1981) Quaestiones in Metaphysicam, Édition revue de la Reportation de Munich, Texte inédit de la Reportation de Vienne, Éd. William Dunphy, Éditions de l’Institut Supérieur de Philosophie, Louvain-la-Neuve (Philosophes Médiévaux, 24).

Siger de Brabant (1983) Quaestiones in Metaphysicam, Texte inédit de la Reportation de Cambridge, Édition revue de la Reportation de Paris, Éd. par A. Maurer, Éditions de l’Institut Supérieur de Philosophie, Louvain-la-Neuve (Philosophes Médiévaux, 25).

Thomas de Aquino (2000) “Sententia Metaphysicae”, lib. 4, Corpus Thomisticum. S. Thomae de Aquino Opera omnia, http://www.corpusthomisticum.org/cmp04.html.